это справедливое замечание, что в мире потому снимается так много фильмов, которые охотно называются «нуаром», что многие их создатели как бы стараются маркировать себя синефильской продвинутостью, и они изначально опираются на то, что если их кино почти всем не понравится, эти почти все не возьмутся его ругать, потому что испугаются, что из-за недостатка синефильской компетенции они могли не оценить ценности предложенного им зрелища. «Ледяная башня» Люсиль Хадзихалилович — конечно, никакой не нуар, бывшая жена Гаспара Ноэ так и остается исступленной фанаткой Дэвида Линча, но ее фильм создает впечатление применения такого страховочного нуар-инструментария, чему способствует ночной сумрак, поездки на автомобилях, и, главное, замедленная пластика и заторомженная речь персонажей, создающая эффект такой особой студенистости; отчего-то именно этим эффектом «Ледяная башня» напомнила мне аж «Черный уголь, тонкий лед», выигравший когда-то Берлин роскошный китайский неонуарный хит, хотя в то же время очевидно, что инспирации в этих двух случаях были очень разными, — ну, может быть, все дело просто в том, что и там, и там для сюжетной линии было весьма важно катание на коньках. Это понятно, что сказки Андерсена еще в меньшей степени похожи на детскую литературу, чем сказки братьев Гримм, так что это вполне нормально, что используя такую классическую литературную фактуру, Хадзихалилович замахивается на «авторское высказывание»; с формальной точки зрения это никакая не экранизация, даже не анархистская, поскольку архитектонически это «фильм о фильме», так как «Снежную королеву» в нем снимают, но происходящее на съемках отчасти дублирует всем известную историю (ну, или хотя бы резонирует с ней), поскольку главная актриса явно эмоционально и «ценностно» близка к своей героине, а ближе всех к ней оказывается статистка, для которой ледяная дева чуть ли не с пеленок отчего-то превратилась в предмет культа; находящаяся — во Франции в 1970-х — в вечном поиске своего божества воспитанница деревенской приемной семьи однажды уходит из нее «в город», и в первую же ночь своей «новой жизни» находит приют в королевстве своей кумирши, — пусть и «фальшивом», в виде декорированного в каком-то ангаре павильона. По всей вероятности, Хадзихалилович исследует природу манипулятивных практик, прирастающих дополнительными возможностями тогда, когда объект подчинения склонен к обожествлению «гегемона», но, в общем, «паломница» в один момент стряхивает с себя оковы оцепенелого обожания и взбунтовывается, — отчего-то это происходит тогда, когда королева, уже сделавшая статистку исполнительницей второй по значимости в фильме роли, проявляет к ней сексуальный интерес; сама природа такового едва ли может быть для паломницы непонятна, потому что до того, как встретиться с королевой, она успела «в городе» увлечься любительницей-фигуристкой на катке, и даже «украла» у той имя, когда представлялась королеве, но когда последняя предлагает фанатке слишком уж, так сказать, властные ласки, та вдруг понимает, что вырастила свою «веру» если не на пустом, то уж точно не на подходящем месте. Это все вовсе не смертная тоска, Марион Котийяр так вообще почти величественна, но «суммарно» все изыскиваемые в этом фильме смыслы никак не оправдывают такого громоздкого предприятия по маскированию под «жанр» авторских нужд. У Хадзихалилович, впрочем, всегда так, и я думаю, что и нужды-то эти не вполне искренни, а главная мотивация — опять объясниться в преклонении перед Линчем и Хичкоком, но даже эта каша, по большому счету, варится на воде